Дик или белый кит. Исполин идет на таран. О книге «Моби Дик, или Белый Кит» Герман Мелвилл

Примечания

Ссылки

• Моби Дик в библиотеке Максима Мошкова

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Моби Дик (роман)" в других словарях:

Моби Дик: Моби Дик (роман) роман Г. Мелвилла. Моби Дик (рок группа) российская рок группа. Moby Dick инструментальная композиция Led Zeppelin. Porsche 935/78 «Моби Дик» гоночный автомобиль … Википедия

Моби Дик (англ. Moby Dick) «Моби Дик» роман Германа Мелвилла. «Моби Дик» российская рок группа. «Моби Дик» мини сериал режиссёра Фрэнка Роддэма, снятый в 1998 году. «Moby Dick» инструментальная композиция Led Zeppelin.… … Википедия

Запрос «Моби Дик (фильм)» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Моби Дик Moby Dick Жанр драма Режиссёр Джон Хьюстон Продюсер … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Моби Дик (значения). Моби Дик Moby Dick, or The Whale … Википедия

Эта статья предлагается к удалению. Пояснение причин и соответствующее обсуждение вы можете найти на странице Википедия:К удалению/28 ноября 2012. Пока процесс обсуждени … Википедия

- (см. также АМЕРИКАНСКАЯ ДРАМАТУРГИЯ). Америку освоили англичане, ее языком стал английский, и литература уходила корнями в английскую литературную традицию. Ныне американская литература повсеместно признана как литература самобытно национальная.… … Энциклопедия Кольера

- (Melville) (1819 1891), американский писатель романтик. Автобиографические морские повести, через которые проходит тема не испорченности туземцев цивилизацией («Ому», 1847). Аллегорический роман в свифтовской традиции о «плавании» как философских … Энциклопедический словарь

Годы в литературе XIX века. 1851 год в литературе. 1796 1797 1798 1799 1800 ← XVIII век 1801 1802 1803 1804 1805 1806 1807 1808 1809 1810 1811 1812 1813 1814 1815 1816 1817 … Википедия

76. жанровое своеобразие книги Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит».

«Моби Дик» был опубликован в 1851 году. При своём появлении эта книга вызвала некоторое замешательство в рядах критиков и растерянность в стане читателей. Довольно быстро те и другие согласились, что «Моби Дик» – произведение «странное», и на том успокоились.

«Моби Дик» – книга необычная. Она написана попрёки всем существующим представлениям о законах жанра и не похожа ни на одно произведение мировой литературы. Если читатель после первой сотни страниц в недоумении остановится и спросит: «Какой же это роман?» – он будет совершенно прав. Но полезно при этом помнить, что этот вопрос задавали уже миллионы людей и что это не помешало им дочитать книгу до конца, а затем перечитать её ещё несколько раз.

Читать «Моби Дика» нелегко. Приходится преодолевать своего рода «сопротивление материала». Втянувшись в описание морской стихии, читатель спотыкается о специальные главы, посвящённые научной классификации китов. Неторопливая повесть о корабельной жизни неожиданно сменяется драматургическими сценами, выдержанными в духе елизаветинской трагедии. За ними вдруг идёт отвлечённое философское рассуждение о «белизне» и о том нравственном смысле, который придаёт этой «всецветной бесцветности» человеческое сознание. Поэтические картины, суховатые научные рассуждения, диалоги, монологи, философские отступления, притчи, описание разделки китовой туши, картины охоты на китов, размышления о судьбах человека, народов, государств – всё это идёт непрерывной чередой, заставляя читателя с некоторым усилием переключаться с предмета на предмет и следовать за особой глубинной логикой авторской мысли.

Для верного понимания мелвилловского замысла необходимо внести ясность в вопрос о «герое» романа, тем более что среди историков литературы и по сей день не существует единого мнения на этот предмет. Одни полагают, что героем следует считать Измаила, другие отдают предпочтение капитану Ахаву, третьи – Белому Киту, и каждый находит подтверждение своему взгляду как в тексте самого романа, так и в многочисленных высказываниях самого Мелвилла и в его переписке.

В «Моби Дике», особенно в первых его главах, имеется довольно энергичное лирическое начало. Оно связано с образом Измаила, от имени которого ведётся повествование. Мелвилл не описывает подробно своего лирического героя, полагаясь на силу ассоциаций, которые должно было вызвать его имя. И в самом деле, достаточно было современникам Мелвилла, воспитанным на Священном писании, прочесть первую фразу романа – «Зовите меня Измаил», – как перед их взором немедленно возникала библейская параллель – образ изгнанника, осуждённого на вечные скитания.

Очень скоро, однако, лирическое начало утрачивает своё образное воплощение и становится моментом стиля. Измаил, как характер и персонаж, почти исчезает из повествования. Его сознание сливается с авторским сознанием, и в романе остаётся один повествователь – автор . Время от времени он как бы вспоминает о своём лирическом герое, но не надолго. Героем становится авторская мысль, бьющаяся в поисках истины. И эта мысль, опять-таки, не о себе и не о своей жизни, а об Америке, человечестве, вселенной.

Споры о жанровой принадлежности «Моби Дика» бесплодны. Даже согласившись, что это роман, мы не придём к желаемой определённости. Романы бывают разные. «Моби Дик» содержит в себе признаки романа-эпопеи, романа из истории нравов, романа философского, социального, морского, фантастического . Но он не принадлежит ни к одному из этих типов. Более того, его нельзя расчленить на философские, приключенческие, сугубо научные «куски». Повествование о Белом Ките – монолитная глыба, не поддающаяся рассечению.

Необходимость поисков была очевидной. Мелвилл задался грандиозной целью создать современный американский эпос. Здесь должна была получить отражение социальная, экономическая, духовная жизнь Америки, стоявшей на пороге гражданской войны. Автор обязан был художественно осмыслить трагические противоречия действительности и сознания, которые, как ему казалось, увлекали страну к гибели. Осуществить эту цель в чётких рамках одного определённого жанра, одного уже известного типа романтического повествования было явно невозможно. Отсюда жанровая полифония «Моби Дика». Отсюда же, кстати, и его сложная система символов.

77. Сюжет и композиция романа Мелвилла "Моби Дик, или Белый кит".

Кр.сод.: Молодой американец с библейским именем Измаил (в книге Бытия сказано об Измаиле, сыне Авраама: «Он будет между людьми, как дикий осел, руки его на всех и руки всех на него»), наскучив пребыванием на суше и испытывая затруднения в деньгах, принимает решение отправиться в плавание на китобойном судне. В первой половине XIX в. старейший американский китобойный порт Нантакет - уже далеко не самый крупный центр этого промысла, однако Измаил считает важным для себя наняться на судно именно в Нантакете. Остановившись по дороге туда в другом портовом городе, где не в диковинку встретить на улице дикаря, пополнившего на неведомых островах команду побывавшего там китобойца, где можно увидеть буфетную стойку, изготовленную из громадной китовой челюсти, где даже проповедник в церкви поднимается на кафедру по веревочной лестнице - Измаил слушает страстную проповедь о поглощенном Левиафаном пророке Ионе, пытавшемся избегнуть пути, назначенного ему Богом, и знакомится в гостинице с туземцем-гарпунщиком Квикегом. Они становятся закадычными друзьями и решают вместе поступить на корабль.

В Нантакете они нанимаются на китобоец «Пекод», готовящийся к выходу в трехгодичное кругосветное плавание. Здесь Измаил узнает, что капитан Ахав (Ахав в Библии - нечестивый царь Израиля, установивший культ Ваала и преследовавший пророков), под началом которого ему предстоит идти в море, в прошлом своем рейсе, единоборствуя с китом, потерял ногу и не выходит с тех пор из угрюмой меланхолии, а на корабле, по дороге домой, даже пребывал некоторое время не в своем уме. Но ни этому известию, ни другим странным событиям, заставляющим думать о какой-то тайне, связанной с «Пекодом» и его капитаном, Измаил пока ещё не придает значения. Встреченного на пристани незнакомца, пустившегося в неясные, но грозные пророчества о судьбе китобойца и всех зачисленных в его команду, он принимает за сумасшедшего или мошенника-попрошайку. И темные человеческие фигуры, ночью, скрытно, поднявшиеся на «Пекод» и потом словно растворившиеся на корабле, Измаил готов считать плодом собственного воображения.

Лишь спустя несколько дней после отплытия из Нантакета капитан Ахав оставляет свою каюту и появляется на палубе. Измаил поражен его мрачным обликом и отпечатавшейся на лице неизбывной внутренней болью. В досках палубного настила заблаговременно пробуравлены отверстия, чтобы Ахав мог, укрепив в них костяную ногу, сделанную из полированной челюсти кашалота, хранить равновесие во время качки. Наблюдателям на мачтах отдан приказ особенно зорко высматривать в море белого кита. Капитан болезненно замкнут, ещё жестче обычного требует беспрекословного и незамедлительного послушания, а собственные речи и поступки резко отказывается объяснить даже своим помощникам, у которых они зачастую вызывают недоумение. «Душа Ахава, - говорит Измаил, - суровой вьюжной зимой его старости спряталась в дуплистый ствол его тела и сосала там угрюмо лапу мрака».

Впервые вышедший в море на китобойце Измаил наблюдает особенности промыслового судна, работы и жизни на нем. В коротких главах, из которых и состоит вся книга, содержатся описания орудий, приемов и правил охоты на кашалота и добычи спермацета из его головы. Другие главы, «китоведческие» - от предпосланного книге свода упоминаний о китах в самого разного рода литературе до подробных обзоров китового хвоста, фонтана, скелета, наконец, китов из бронзы и камня, даже китов среди звезд, - на протяжении всего романа дополняют повествование и смыкаются с ним, сообщая событиям новое, метафизическое измерение.

Однажды по приказу Ахава собирается команда «Пекода». К мачте прибит золотой эквадорский дублон. Он предназначен тому, кто первым заметит кита-альбиноса, знаменитого среди китобоев и прозванного ими Моби Дик. Этот кашалот, наводящий ужас своими размерами и свирепостью, белизной и необычной хитростью, носит в своей шкуре множество некогда направленных в него гарпунов, но во всех схватках с человеком остается победителем, и сокрушительный отпор, который получали от него люди, многих приучил к мысли, что охота на него грозит страшными бедствиями. Именно Моби Дик лишил Ахава ноги, когда капитан, оказавшись в конце погони среди обломков разбитых китом вельботов, в приступе слепой ненависти бросился на него с одним лишь ножом в руке. Теперь Ахав объявляет, что намерен преследовать этого кита по всем морям обоих полушарий, пока белая туша не закачается в волнах и не выпустит свой последний, черной крови, фонтан. Напрасно первый помощник Старбек, строгий квакер, возражает ему, что мстить существу, лишенному разума, поражающему лишь по слепому инстинкту, - безумие и богохульство. Во всем, отвечает Ахав, проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала; и если ты должен разить - рази через эту маску! Белый кит навязчиво плывет у него перед глазами как воплощение всякого зла. С восторгом и яростью, обманывая собственный страх, матросы присоединяются к его проклятиям Моби Дику. Трое гарпунщиков, наполнив ромом перевернутые наконечники своих гарпунов, пьют за смерть белого кита. И только корабельный юнга, маленький негритенок Пип, молит у Бога спасения от этих людей.

Когда «Пекод» впервые встречает кашалотов и вельботы готовятся к спуску на воду, пятеро темнолицых призраков вдруг появляются среди матросов. Это команда вельбота самого Ахава, выходцы с каких-то островов в Южной Азии. Поскольку владельцы «Пекода», полагая, что во время охоты от одноногого капитана уже не может быть толка, не предусмотрели гребцов для его собственной лодки, он провел их на корабль тайно и до сих пор укрывал в трюме. Их предводитель - зловещего вида немолодой парс Федалла.

Хотя всякое промедление в поисках Моби Дика мучительно для Ахава, он не может совсем отказаться от добычи китов. Огибая мыс Доброй Надежды и пересекая Индийский океан, «Пекод» ведет охоту и наполняет бочки спермацетом. Но первое, о чем спрашивает Ахав при встрече с другими судами: не случалось ли тем видеть белого кита. И ответом зачастую бывает рассказ о том, как благодаря Моби Дику погиб или был изувечен кто-нибудь из команды. Даже посреди океана не обходится без пророчеств: полубезумный матрос-сектант с пораженного эпидемией корабля заклинает страшиться участи святотатцев, дерзнувших вступить в борьбу с воплощением Божьего гнева. Наконец «Пекод» сходится с английским китобойцем, капитан которого, загарпунив Моби Дика, получил глубокую рану и в результате потерял руку. Ахав спешит подняться к нему на борт и поговорить с человеком, судьба которого столь схожа с его судьбой. Англичанин и не помышляет о том, чтобы мстить кашалоту, но сообщает направление, в котором ушел белый кит. Снова Старбек пытается остановить своего капитана - и снова напрасно. По заказу Ахава корабельный кузнец кует гарпун из особо твердой стали, на закалку которого жертвуют свою кровь трое гарпунщиков. «Пекод» выходит в Тихий океан.

Друг Измаила, гарпунщик Квикег, тяжело заболев от работы в сыром трюме, чувствует приближение смерти и просит плотника изготовить ему непотопляемый гроб-челн, в котором он мог бы пуститься по волнам к звездным архипелагам. А когда неожиданно его состояние меняется к лучшему, ненужный до времени гроб решено проконопатить и засмолить, чтобы превратить в большой поплавок - спасательный буй. Новый буй, как и положено, подвешен на корме «Пекода», немало удивляя своей характерной формой команды встречных судов.

Ночью в вельботе, возле убитого кита, Федалла объявляет капитану, что в этом плавании не суждено тому ни гроба, ни катафалка, но два катафалка должен увидеть Ахав на море, прежде чем умереть: один - сооруженный нечеловеческими руками, и второй, из древесины, произросшей в Америке; что только пенька может причинить Ахаву смерть, и даже в этот последний час сам Федалла отправится впереди него лоцманом. Капитан не верит: при чем тут пенька, веревка? Он слишком стар, ему уже не попасть на виселицу.

Все явственнее признаки приближения к Моби Дику. В свирепый шторм огонь Святого Эльма разгорается на острие выкованного для белого кита гарпуна. Той же ночью Старбек, уверенный, что Ахав ведет корабль к неминуемой гибели, стоит у дверей капитанской каюты с мушкетом в руках и все же не совершает убийства, предпочтя подчиниться судьбе. Буря перемагничивает компасы, теперь они направляют корабль прочь из этих вод, но вовремя заметивший это Ахав делает новые стрелки из парусных игл. Матрос срывается с мачты и исчезает в волнах. «Пекод» встречает «Рахиль», преследовавшую Моби Дика только накануне. Капитан «Рахили» умоляет Ахава присоединиться к поискам потерянного во время вчерашней охоты вельбота, в котором был и его двенадцатилетний сын, но получает резкий отказ. Отныне Ахав сам поднимается на мачту: его подтягивают в сплетенной из тросов корзине. Но стоит ему оказаться наверху, как морской ястреб срывает с него шляпу и уносит в море. Снова корабль - и на нем тоже хоронят погубленных белым китом матросов.

Золотой дублон верен своему хозяину: белый горб появляется из воды на глазах у самого капитана. Три дня длится погоня, трижды вельботы приближаются к киту. Перекусив вельбот Ахава надвое, Моби Дик закладывает круги вокруг отброшенного в сторону капитана, не позволяя другим лодкам прийти ему на помощь, пока подошедший «Пекод» не оттесняет кашалота от его жертвы. Едва оказавшись в лодке, Ахав снова требует свой гарпун - кит, однако, уже плывет прочь, и приходится возвращаться на корабль. Темнеет, и на «Пекоде» теряют кита из виду. Всю ночь китобоец следует за Моби Диком и на рассвете настигает опять. Но, запутав лини от вонзившихся в него гарпунов, кит разбивает два вельбота друг о друга, а лодку Ахава атакует, поднырнув и ударив из-под воды в днище. Корабль подбирает терпящих бедствие людей, и в суматохе не сразу замечено, что парса среди них нет. Вспомнив его обещание, Ахав не может скрыть страха, но продолжает преследование. Все, что свершается здесь, предрешено, говорит он.

На третий день лодки в окружении акульей стаи опять устремляются к замеченному на горизонте фонтану, над «Пекодом» вновь появляется морской ястреб - теперь он уносит в когтях вырванный судовой вымпел; на мачту послан матрос, чтобы заменить его. Разъяренный болью, которую причиняют ему полученные накануне раны, кит тут же бросается на вельботы, и только капитанская лодка, среди гребцов которой находится теперь и Измаил, остается на плаву. А когда лодка поворачивается боком, то гребцам предстает растерзанный труп Федаллы, прикрученного к спине Моби Дика петлями обернувшегося вокруг гигантского туловища линя. Это - катафалк первый. Моби Дик не ищет встречи с Ахавом, по-прежнему пытается уйти, но вельбот капитана не отстает. Тогда, развернувшись навстречу «Пекоду», уже поднявшему людей из воды, и разгадав в нем источник всех своих гонений, кашалот таранит корабль. Получив пробоину, «Пекод» начинает погружаться, и наблюдающий из лодки Ахав понимает, что перед ним - катафалк второй. Уже не спастись. Он направляет в кита последний гарпун. Пеньковый линь, взметнувшись петлей от резкого рывка подбитого кита, обвивает Ахава и уносит в пучину. Вельбот со всеми гребцами попадает в огромную воронку на месте уже затонувшего корабля, в которой скрывается до последней щепки все, что некогда было «Пекодом». Но когда волны уже смыкаются над головой стоящего на мачте матроса, рука его поднимается и все-таки укрепляет флаг. И это последнее, что видно над водой.

Выпавшего из вельбота и оставшегося за кормой Измаила тоже тащит к воронке, но когда он достигает её, она уже превращается в гладкий пенный омут, из глубины которого неожиданно вырывается на поверхность спасательный буй - гроб. На этом гробе, нетронутый акулами, Измаил сутки держится в открытом море, пока чужой корабль не подбирает его: то была неутешная «Рахиль», которая, блуждая в поисках своих пропавших детей, нашла только ещё одного сироту.

«И спасся только я один, чтобы возвестить тебе…»

78. Философия и символика романа «Моби Дик, или Белый кит».

Охота на китов становится у Мелвилла как бы самостоятельным миром, далеко выходящим за пределы корабельной палубы и океанских просторов. Он захватывает и сушу, как бы «оморячивая» традиционно сухопутные предметы, явления, институты . Под пером писателя возникает «странная», хотя и вполне реальная действительность, где гостиницы называются «Под скрещёнными гарпунами» или «Китовый фонтан», где буфетная стойка располагается под аркой из китовой челюсти, где язычники бреются гарпунами, а священник читает проповедь с кафедры, имеющей форму «крутого корабельного носа» и снабжённой подвесным трапом из красного каната. И священник, одетый в зюйдвестку, приглашает прихожан сесть потесней: «Эй, от левого борта! Податься вправо!» И вот уже морская стихия захватывает часовню, и сама часовня становится похожа на корабль. Странным путём идёт авторская мысль, но вполне целенаправленным – к обобщению и символу. Образ корабля, который только что «совпадал» с часовней, продолжает шириться: «Ведь кафедра проповедника искони была у земли впереди, а всё остальное следует за нею; кафедра ведёт за собой мир…» – таково начало мощной риторической тирады, выводящей читателя к одному из важнейших мелвилловских символов: «Воистину, мир – это корабль, взявший курс в неведомые воды открытого океана…» В дальнейшем авторская мысль не оставляет эту метафорическую связку (мир-корабль) и порождает реверсивный символ (корабль-мир). Но теперь это уже не условный, а самый что ни на есть настоящий корабль – китобойное судно «Пекод» – с его командой, составленной из представителей разных рас и национальностей, – образ, который в символическом плане может трактоваться как Америка или как человечество, плывущие неведомо куда в погоне за призрачной целью .

В этом реальном и одновременно «странном» китобойном мире бесконечно важное место занимают сами киты. «Моби Дик» может рассматриваться не только как энциклопедия промысла, но и как справочник по «китологии». Китам посвящены специальные главы и разделы, содержащие естественную историю китов, их подробную классификацию, иконографию, биологическую и промышленную анатомию и даже эстетику. К тому же, роману о ките предпослана подборка высказываний о китах, почерпнутых из самых разных источников (от Библии, Плиния, Плутарха, Шекспира и короля Альфреда до безвестных рассказчиков матросских «баек» в атлантических портах Америки).

Мелвилл необыкновенно добросовестен, и сведения о китах, которые он сообщает, вполне достоверны. Однако постепенно читатель начинает замечать во всей этой «китологии» некоторую странность, проистекающую из того, что писателя явно интересуют не столько киты, сколько человеческие представления о них. И если сами киты не меняются, то представления о них лишены стабильности. Китология в «Моби Дике» перерастает промысловые и биологические границы. Появляются абзацы о китах в религии, в философии, в политике и, наконец, в системе мироздания. Постепенно мелвилловские киты переходят из разряда морских животных в разряд продуктов человеческого духа и начинают жить двойной жизнью: одна протекает в морских глубинах, другая – в просторах человеческого сознания. Не случайно писатель классифицирует их по системе, принятой для классификации книг, – киты in Folio , in Quarto , in Duodecimo … Понятие о ките как о биологическом виде отступает в тень, а на первый план выдвигается его символическое значение. Вся «китология» в романе ведёт к Белому Киту, который плавает в водах философии, психологии, социологии и политики.

Следует подчеркнуть, что тяготение Мелвилла к символическим абстракциям и обобщениям ни в коей мере не отрывает «Моби Дика» от экономической, политической, социальной реальности современной Америки. Почти всякий символ в романе имеет среди многочисленных возможных значений, по крайней мере, одно, непосредственно относящееся к жизни и судьбе Соединённых Штатов. Самый простой пример – уже упоминавшийся образ корабля под звёздно-полосатым флагом, на борту которого собрались представители всех рас и многих национальностей. Его можно трактовать по-разному, но первое, что приходит в голову, – разноплемённая Америка, плывущая по неизведанным водам истории к неизвестной гавани. Доплывёт ли? К какой гавани стремится? Кто направляет её? Именно так читатель расшифровывает для себя этот символ, и потому в сцене гибели «Пекода» усматривает трагическое пророчество.

Авторская мысль в «Моби Дике» разворачивается по чрезвычайно широкому фронту и охватывает огромное количество явлений национальной жизни. Но она имеет, так сказать, генеральное направление, а именно – будущее Америки. На основе исследования современности она стремится предсказать завтрашний день. Не все прогнозы Мелвилла оказались верными, но некоторые удивляют нас и сегодня. В круговороте современной жизни писатель разглядел зародыши явлений, которые развились в полную силу лишь спустя десятилетия. Поразительно, что Мелвилл, ошибаясь порой в простых вещах, оказывался точен в самых сложных областях, там, где взаимодействовали экономика и мораль, политика, философия и психология.

С самого начала Мелвилл отдаёт судьбу «Пекода» в руки трёх новоанглийских квакеров: владельца корабля Вилдада, капитана Ахава и его старшего помощника Старбека. От них зависит направление, успех и цель плавания. Каждый из них олицетворяет определённую эпоху в нравственном развитии Новой Англии.

Вилдад – это вчерашний день. Он набожный стяжатель и лицемер. Но ни набожность, ни стяжательство, ни лицемерие не воспринимаются как индивидуальные свойства его натуры. Они традиционны для Новой Англии и составляют самую суть американского пуританства, в котором суровое благочестие всегда уживалось с беззастенчивой жаждой наживы. Вилдад скопидом. Он стар. В нём нет энергии. Да если б и была, она вся уходила бы в скопидомство. Бурные плавания не для него. На борту «Пекода» ему делать нечего. «Пекод» отплывает, Вилдад остаётся.

Сегодняшний день Новой Англии представлен Старбеком. Он тоже благочестив, но, в отличие от Вилдада, не лицемерен. Собственно, Мелвилл и не даёт ему повода лицемерить. Он искусный моряк и китобой. Он человечен. Но в нём нет инициативы, размаха. Он не живёт ощущением великой цели. Он может вывести «Пекод» в плавание, но он обязательно приведёт его назад к Вилдаду. Ему не уйти из-под власти вчерашнего дня. Но и перед завтрашним днём ему не устоять. Завтра он будет не на месте. У Старбека много привлекательных качеств. Но у него нет будущего.

Будущее воплощено в образе Ахава. Оно-то и занимает мысли Мелвилла более всего. Ахав – характер сложный, противоречивый, многозначный. В нём сплавлены романтическая таинственность, библейская вековая боль человечества, фанатическая ненависть к Злу и неограниченная способность творить его . Но сквозь всю сложность, сквозь сплетение физических, нравственных, психологических элементов отчётливо просматриваются «законы бытия», которые ещё только формировались в Америке мелвилловских времён.

Конечно, Ахав не «капитан индустрии» и не бизнесмен. Ему определена другая роль. Однако его целеустремлённость, способность перешагнуть через любые препятствия, его умение не смущаться рассуждениями о справедливости, отсутствие страха, жалости, сострадания, его отвага и предприимчивость, а главное, размах и железная хватка – всё это позволяет видеть в нём «пророческий прообраз будущих строителей империи второй половины века», каждый из которых тоже преследовал своего Белого Кита, преступая юридические, человеческие и божеские законы.

В этом плане Ахав был одним из самых тонких прозрений Мелвилла.

ОДНАКО Мелвиллу представлялось, что фанатизм в борьбе, даже если это борьба за правое дело, может привести к ещё большему злу, к страшной катастрофе . Отсюда и символика образа капитана, погубившего свой корабль со всей командой. Ахав – сильный и благородный дух. Он восстал против мирового Зла. Но он фанатик, и потому его попытка достигнуть прекрасной цели оказалась гибельной.

Очевидно, что проблема фанатизма в романе, поставленная преимущественно в философско-психологическом плане, восходит какими-то своими сторонами к политической жизни Америки конца сороковых – начала пятидесятых годов. Впрочем, за какой бы эпизод мы ни ухватились, какой бы образ или символ ни стали рассматривать, мы обязательно почувствуем соприкосновение с определёнными сторонами общественной жизни Америки. Потому-то «Моби Дик» по справедливости считается социальным романом.

Движение мелвилловской мысли множественно по направлению и временами хаотично, но сохраняет единство цели: выявить общую тенденцию в нравственной эволюции американского общества, чтобы определить, к чему эта эволюция может в конечном счёте привести. Как и многие его современники, Мелвилл полагал, что поступки людей определяются их представлениями о мире и об универсальных законах бытия, отлитыми в форму религиозных учений и философских систем. Но какова степень истинности и достоверности этих систем? Проницательная мысль писателя легко установила их общую черту: они снимали с человека ответственность, выводя силы, руководящие человеческой жизнью, равно как и жизнью народов и государств, за пределы человека и общества. В ходу были понятия пуританской теологии и идеалистической философии, и всё сводилось, в сущности, к различным вариантам «божьего промысла ». То мог быть традиционный грозный бог новоанглийских пуритан, любвеобильный бог унитарианцев, «сверхдуша» трансценденталистов, «абсолютный дух» немецких философов или безличные «провиденциальные законы».

Десятки глав «Моби Дика» отведены под художественное исследование и проверку означенных религиозных и философских систем, и ни одна из них этой проверки не выдержала. Отсюда, в своём непрестанном движении, авторская мысль должна была со всей неизбежностью прийти к постановке проблемы в самой общей и крамольной по тем временам форме: а существует ли вообще некая высшая сила, ответственная за жизнь человека и человеческого общества? Ответ на этот вопрос требовал, казалось бы, концентрации внимания на изучении природы, включая сюда все виды и формы человеческого бытия. Однако мысль Мелвилла отказывалась двигаться этим прямолинейным путём. Писатель отчётливо понимал, что в процессе познания участвует не только объект, но и субъект. И если объект был стабилен и объективен, то субъект, напротив, обладал большим разнообразием. Отсюда вытекала необходимость гносеологического эксперимента, цель которого – исследование основных типов познающего сознания.

ОБРАЗЫ

Для верного понимания мелвилловского замысла необходимо внести ясность в вопрос о «герое» романа, тем более что среди историков литературы и по сей день не существует единого мнения на этот предмет. Одни полагают, что героем следует считать Измаила, другие отдают предпочтение капитану Ахаву, третьи – Белому Киту, и каждый находит подтверждение своему взгляду как в тексте самого романа, так и в многочисленных высказываниях самого Мелвилла и в его переписке. Не станем указывать на кого-то из героев как на априори главного, просто рассмотрим те образы, что встречаем на страницах романа.

Ахав

ОбразкапитанаАхававызывает к себе глубокий интерес. Он исследован Мелвиллом наиболее подробно и обстоятельно, ибо ему писатель придавал особо важное значение. Ему он выделяет целую главу под названием “Ахав”, где читатель ближе знакомится с героем:

“Вот уже несколько дней как мы покинули Нантакет, а капитан Ахав все еще не показывался на палубе… Действительность превзошла опасения: на шканцах стоял капитан Ахав. Никаких следов обычной физической болезни и недавнего выздоровления на нем не было заметно. Он был словно приговоренный к сожжению заживо, в последний момент снятый с костра, когда языки пламени лишь оплавили его члены, но не успели еще их испепелить, не успели отнять ни единой частицы от их крепко сбитой годами спины. Весь он, высокий и массивный, был точно отлит из чистой бронзы”.

ОбразАхава– таинственный и непостижимый, как всякое будущее. Он из нантакетских квакеров. Он идет к своей цели, не смущая себя и других христианскими заповедями. Что ему христианское писание! Он готов вышвырнуть его за борт и заключить союз с самим дьяволом. Нет таких препятствий, через которые он не мог бы перешагнуть. Его не смутят ни гибель, ни слезы сирот, ни рассуждения о справедливости и свободе. В своем чудовищном эгоцентризме Ахав не видит человека в человеке, ибо человек для него не более, чем инструмент, которым он пользуется для осуществления своих замыслов. Недаром он стоит в отдалении от команды и даже своих ближайших помощников, недосягаемый в своем величии диктатора. ДляАхаване существует иных целей, кроме его собственных. Им он подчиняет все, что подвластно ему. Пуританская ограниченность развилась в нем до полной слепоты ко всему, что не способствует осуществлению его задачи. В нем нет ни страха, ни жалости, ни чувства симпатии. Он дерзок, предприимчив и отважен. В его действиях ощущаются размах и железная хватка. В середине XIX века он живет по нравственным нормам лондонского Морского Волка и драйзерского Кауперфилда. И прав, конечно, Матиссен, который увидел вАхаве“пророческийобразбудущих строителей империи второй половины века”. Не следует забывать, что Мелвилл жил в пору интенсивного развития американской экономики. Энергичные, предприимчивые люди, осваивавшие новые земли, строившие фабрики, заводы, корабли и железные дороги, торговавшие со всем миром и открывавшие банки в американских городах, делали исторически полезное дело и сознавали его общественную необходимость.

Соединение в одномобразевысокого благородства помыслов и тиранического бессердечия действий, возвышенной субъективной цели и бесчеловечной жестокости ее объективного осуществления не было простой прихотью писателя, пожелавшего изобразить больное сознание, как представляют дело буржуазные критики. Нравственные противоречияобразабыли той точкой, где сходились, переплетаясь в удивительном диалектическом единстве, размышления Мелвилла о наиболее важных с его точки зрения, тенденциях общественной, политической и нравственной жизни Америки середины XIX столетия. Эти размышления воплотились в трагическом и одновременно символическомобразебезумствующего титана, который поднялся, дабы уничтожить мировое зло, видевшееся ему в облике Белого Кита, и погубил всех находившихся под его началом людей, так и не достигнув своей цели.

Измаил

Чтобы оценить всю важность последствий, связанных с деятельностьюАхава, необходимо постоянно помнить “об истине”, добываемой сознанием. Этотобразближе Мелвиллу, чем все остальное. Его деятельность как раз и представляет собой вариант “интеллектуального созерцания”. Воплощением, которого в романе является Измаил.

Измаил - простой матрос. Но он образованный человек, бывший учитель. Он бедняк, но едет в плавание не только для заработка, но и потому, что “на земле не осталось ничего, что могло бы занимать” его, потому что это “проверенный способ развязать тоску и наладить кровообращение”. Плавание заменяет ему “пулю в пистолет”. “Катон с философским жестом бросается грудью на меч”, он же “спокойно поднимется на борт корабля”.

Измаила невозможно приравнять к другим характерам книги и не только потому, что ему доверена роль повествователя. Мелвилл наделяет его способностью и, более того, склонностью к созерцанию и абстрактному мышлению. Очертания моря, возникающее на страницахМобиДика, вычерчены сознанием Измаила. Восприятие и осмысление мира у Измаила не содержит в себе элемента самопознания.

В движении постигающей мысли Измаила, воплощается особая творческая настроенность сознания Мелвилла. Измаилу доверены все ключевые позиции в романе: угол зрения, направление обобщений, манера и тон повествования. Измаил протягивает читателю руку на первой же странице романа: “ Зовите меня Измаил” и на последней странице этот новоанглийский Вергилий, проведший читателя через девять “повстречаний” и показавший ему апокалиптическую картину гибели “Пекода”, вновь возникает со словами Иова на устах: “И спасся только я один, что бы возвестить тебе”. Только он мог поведать историю о Белом Ките, ибо только он осуществил свое предназначение - приподнял завесу, скрывающую истину. Обаяние Измаила, признающее особую убедительность его повести, заключается в том, что сознание его, хоть и созерцательное, несет на себе печать тяжкого жизненного опыта и потому соединяет юношескую пламенность и скептицизм зрелости.

Неутомимое сознание Измаила непрерывно работает. Созерцая землю и небо, человека и природу, океаны и звезды, оно пытается разрешить великую загадку жизни, отыскать высшую нравственную силу, управляющую вселенной. Но вселенная загадочна, молчалива, многозначна. Она ускользает от созерцателя и ревниво хранит свои тайны. Сознание Измаила бесплодно мечется в ее просторах, покуда не находит ее воплощенной в едином динамическом символе Белого Кита:

“ Я, Измаил, был в этой команде; в общем хоре летели к небу мои вопли; мои проклятия сливались с проклятиями остальных; а я орал все громче и заворачивал ругательства все круче, ибо в душе у меня был страх. Извне пришло ко мне и овладело мною всесильное мистическое чувство: неутолимая враждаАхавастала моею. И я с жадностью выслушал рассказ о свирепом чудовище, которому я и все остальные поклялись беспощадно мстить”.

Хоть Измаил и более сильная натура, но его сознание в этот момент подверглось влияниюАхава. Трагическая встреча сМобиДикомбыла необходима, ибо через нее решается великая задача.

Моби Дик

МобиДик, олицетворяющий необъятный, загадочный “космос”, прекрасен и одновременно ужасен. Он прекрасен потому, что он белоснежен, наделен фантастической силой, способностью к энергичному и неутомимому движению. Он ужасен по этим же причинам. Ужас белизны кита отчасти связан с теми ассоциациями, которые порождает этот цвет в человеческом сознании (смерть, саван, призрак и т.д.), отчасти и с тем, что белизна в различных связях может символизировать одновременно и добро и зло, то есть по природе своей безразлична. Но главное, что делает белизну в глазах Измаила столь ужасной - это ее бесцветность. Соединяя в себе все цвета, белизна уничтожает их. Она, в сущности, не цвет, а видимое отсутствие всякого цвета, и даже сам по себе свет в его великой сущности неизменно остается белым и бесцветным:

“…В самой белизне таится нечто неуловимое, но более жуткое, чем в зловещем красном цвете крови.

Ужас, порождаемый белизной в сознании Измаила, совершено идентичен по своей природе и по своему качеству с ужасом, внушаемым силой и энергиейМобиДика. Они бесцельны, бессмысленны и безразличны. Так же безразличны, как и морда Белого Кита, на которой не написано ровным счетом ничего. И если учесть, что Меллвилл заставляет Измаила восприниматьМобиДикакак символ вселенной, то картина мира, возникающая отсюда, содержит в себе идею по тем временам смелую и жестокую. Во вселенной Измаила нет никакой высшей разумной или нравственной силы: она неуправляемая и бесцельна, без бога и без провинциальных законов. Здесь нет ничего кроме неопределенности, бессердечной пустоты и безмерности. Вселенная безразлична к человеку.

Старбек

Старший помощник на «Пекоде». Походил на ожившую египетскую мимию, худощавый. Надежный и стойкий человек, был сильно склонен к суеверию. Старбек не гонялся за опасностями, как рыцарь за приключениями, для него храбрость была полезной вещью, которая всегда должна быть под рукой на случай смертельной угрозы. Стабб называл его крайне осторожным человеком. Кроме того. Старбек был единственным, кто не поддержал замысла Ахава гоняться за Моби Диком.

Стабб

Второй помощник. Не трус и не герой, а просто беспечный сорви-голова, готовый втсретиться с опасностью с безразличием, спокойно и сосредоточенно.

« Веселый, беззаботный, беззлобный, он командовал вельботом, словно любая смертельная схватка – это не более как званый обед, а вся его команда – всего лишь любезные гости».

Оказавшись бок о бок со свирепым китом, спокойно напевал себе под нос веселую песенку.

Бесстрашный и неунывающий человек. «Коротенькая черная трубка была неотъемлемой чертой его лица». Без трубки – никуда.

Фласк

Третий помощник. Низкорослый, тучный молодой человек, настроенный крайне воинственно по отношению к китам, как будто считал их кровными врагами. Он охотился за китами просто веселья ради. На «Пекоде» его прозвали Водорезом, потому что с виду он немало походил на короткий квадратного сечения брус, известный под этим названием у китобоев Арктики.

Оооох… еще надо бы рассказать что-то о гарпунщиках. Их трое – Дэггу, Тештиго и Квикег.Все дикари и каннибалы, взглянешь на них – и ужасом веет прямо!)Большие, загорелые му-жи-ки, Квикег так весь в татуировке, с головы до пят покрыт черными квадратами. Но они смелые, благородные (а Квикег так даже королевских кровей, его отец – монарх своего родного острова) готовые всегда прийти на помощь. Настоящие мастера китобойного дела, любители пошутить над несчастным корабельным поваром, который подавал им обед и сразу убегал от страха. Добряки.

Год написания:

1851

Время прочтения:

Описание произведения:

Культовый роман "Моби Дик, или Белый Кит" является главной работой американского писателя Германа Мелвилла . Роман достаточно объемен, имеет много лирических отступлений, а кроме того он проникнут некоторыми библейскими образами и его отличает многослойный символизм. К сожалению, в момент выхода романа современники не оценили его, и лишь в 1920-х годах "Моби Дик" был переосмыслен и принят.

"Моби Дик" оказал огромное влияние не только на американскую, но и на мировую классическую литературу.

Предлагаем вашему вниманию краткое содержание романа "Моби Дик, или Белый Кит".

Молодой американец с библейским именем Измаил (в книге Бытия сказано об Измаиле, сыне Авраама: «Он будет между людьми, как дикий осел, руки его на всех и руки всех на него»), наскучив пребыванием на суше и испытывая затруднения в деньгах, принимает решение отправиться в плавание на китобойном судне. В первой половине XIX в. старейший американский китобойный порт Нантакет - уже далеко не самый крупный центр этого промысла, однако Измаил считает важным для себя наняться на судно именно в Нантакете. Остановившись по дороге туда в другом портовом городе, где не в диковинку встретить на улице дикаря, пополнившего на неведомых островах команду побывавшего там китобойца, где можно увидеть буфетную стойку, изготовленную из громадной китовой челюсти, где даже проповедник в церкви поднимается на кафедру по верёвочной лестнице - Измаил слушает страстную проповедь о поглощённом Левиафаном пророке Ионе, пытавшемся избегнуть пути, назначенного ему Богом, и знакомится в гостинице с туземцем-гарпунщиком Квикегом. Они становятся закадычными друзьями и решают вместе поступить на корабль.

В Нантакете они нанимаются на китобоец «Пекод», готовящийся к выходу в трёхгодичное кругосветное плавание. Здесь Измаил узнает, что капитан Ахав (Ахав в Библии - нечестивый царь Израиля, установивший культ Ваала и преследовавший пророков), под началом которого ему предстоит идти в море, в прошлом своём рейсе, единоборствуя с китом, потерял ногу и не выходит с тех пор из угрюмой меланхолии, а на корабле, по дороге домой, даже пребывал некоторое время не в своём уме. Но ни этому известию, ни другим странным событиям, заставляющим думать о какой-то тайне, связанной с «Пекодом» и его капитаном, Измаил пока ещё не придаёт значения. Встреченного на пристани незнакомца, пустившегося в неясные, но грозные пророчества о судьбе китобойца и всех зачисленных в его команду, он принимает за сумасшедшего или мошенника-попрошайку. И тёмные человеческие фигуры, ночью, скрытно, поднявшиеся на «Пекод» и потом словно растворившиеся на корабле, Измаил готов считать плодом собственного воображения.

Лишь спустя несколько дней после отплытия из Нантакета капитан Ахав оставляет свою каюту и появляется на палубе. Измаил поражён его мрачным обликом и отпечатавшейся на лице неизбывной внутренней болью. В досках палубного настила заблаговременно пробуравлены отверстия, чтобы Ахав мог, укрепив в них костяную ногу, сделанную из полированной челюсти кашалота, хранить равновесие во время качки. Наблюдателям на мачтах отдан приказ особенно зорко высматривать в море белого кита. Капитан болезненно замкнут, ещё жёстче обычного требует беспрекословного и незамедлительного послушания, а собственные речи и поступки резко отказывается объяснить даже своим помощникам, у которых они зачастую вызывают недоумение. «Душа Ахава, - говорит Измаил, - суровой вьюжной зимой его старости спряталась в дуплистый ствол его тела и сосала там угрюмо лапу мрака».

Впервые вышедший в море на китобойце Измаил наблюдает особенности промыслового судна, работы и жизни на нем. В коротких главах, из которых и состоит вся книга, содержатся описания орудий, приёмов и правил охоты на кашалота и добычи спермацета из его головы. Другие главы, «китоведческие» - от предпосланного книге свода упоминаний о китах в самого разного рода литературе до подробных обзоров китового хвоста, фонтана, скелета, наконец, китов из бронзы и камня, даже китов среди звёзд, - на протяжении всего романа дополняют повествование и смыкаются с ним, сообщая событиям новое, метафизическое измерение.

Однажды по приказу Ахава собирается команда «Пекода». К мачте прибит золотой эквадорский дублон. Он предназначен тому, кто первым заметит кита-альбиноса, знаменитого среди китобоев и прозванного ими Моби Дик. Этот кашалот, наводящий ужас своими размерами и свирепостью, белизной и необычной хитростью, носит в своей шкуре множество некогда направленных в него гарпунов, но во всех схватках с человеком остаётся победителем, и сокрушительный отпор, который получали от него люди, многих приучил к мысли, что охота на него грозит страшными бедствиями. Именно Моби Дик лишил Ахава ноги, когда капитан, оказавшись в конце погони среди обломков разбитых китом вельботов, в приступе слепой ненависти бросился на него с одним лишь ножом в руке. Теперь Ахав объявляет, что намерен преследовать этого кита по всем морям обоих полушарий, пока белая туша не закачается в волнах и не выпустит свой последний, чёрной крови, фонтан. Напрасно первый помощник Старбек, строгий квакер, возражает ему, что мстить существу, лишённому разума, поражающему лишь по слепому инстинкту, - безумие и богохульство. Во всем, отвечает Ахав, проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала; и если ты должен разить - рази через эту маску! Белый кит навязчиво плывёт у него перед глазами как воплощение всякого зла. С восторгом и яростью, обманывая собственный страх, матросы присоединяются к его проклятиям Моби Дику. Трое гарпунщиков, наполнив ромом перевёрнутые наконечники своих гарпунов, пьют за смерть белого кита. И только корабельный юнга, маленький негритёнок Пип, молит у Бога спасения от этих людей.

Когда «Пекод» впервые встречает кашалотов и вельботы готовятся к спуску на воду, пятеро темнолицых призраков вдруг появляются среди матросов. Это команда вельбота самого Ахава, выходцы с каких-то островов в Южной Азии. Поскольку владельцы «Пекода», полагая, что во время охоты от одноногого капитана уже не может быть толка, не предусмотрели гребцов для его собственной лодки, он провёл их на корабль тайно и до сих пор укрывал в трюме. Их предводитель - зловещего вида немолодой парс Федалла.

Хотя всякое промедление в поисках Моби Дика мучительно для Ахава, он не может совсем отказаться от добычи китов. Огибая мыс Доброй Надежды и пересекая Индийский океан, «Пекод» ведёт охоту и наполняет бочки спермацетом. Но первое, о чем спрашивает Ахав при встрече с другими судами: не случалось ли тем видеть белого кита. И ответом зачастую бывает рассказ о том, как благодаря Моби Дику погиб или был изувечен кто-нибудь из команды. Даже посреди океана не обходится без пророчеств: полубезумный матрос-сектант с поражённого эпидемией корабля заклинает страшиться участи святотатцев, дерзнувших вступить в борьбу с воплощением Божьего гнева. Наконец «Пекод» сходится с английским китобойцем, капитан которого, загарпунив Моби Дика, получил глубокую рану и в результате потерял руку. Ахав спешит подняться к нему на борт и поговорить с человеком, судьба которого столь схожа с его судьбой. Англичанин и не помышляет о том, чтобы мстить кашалоту, но сообщает направление, в котором ушёл белый кит. Снова Старбек пытается остановить своего капитана - и снова напрасно. По заказу Ахава корабельный кузнец куёт гарпун из особо твёрдой стали, на закалку которого жертвуют свою кровь трое гарпунщиков. «Пекод» выходит в Тихий океан.

Друг Измаила, гарпунщик Квикег, тяжело заболев от работы в сыром трюме, чувствует приближение смерти и просит плотника изготовить ему непотопляемый гроб-чёлн, в котором он мог бы пуститься по волнам к звёздным архипелагам. А когда неожиданно его состояние меняется к лучшему, ненужный до времени гроб решено проконопатить и засмолить, чтобы превратить в большой поплавок - спасательный буй. Новый буй, как и положено, подвешен на корме «Пекода», немало удивляя своей характерной формой команды встречных судов.

Ночью в вельботе, возле убитого кита, Федалла объявляет капитану, что в этом плавании не суждено тому ни гроба, ни катафалка, но два катафалка должен увидеть Ахав на море, прежде чем умереть: один - сооружённый нечеловеческими руками, и второй, из древесины, произросшей в Америке; что только пенька может причинить Ахаву смерть, и даже в этот последний час сам Федалла отправится впереди него лоцманом. Капитан не верит: при чем тут пенька, верёвка? Он слишком стар, ему уже не попасть на виселицу.

Все явственнее признаки приближения к Моби Дику. В свирепый шторм огонь Святого Эльма разгорается на острие выкованного для белого кита гарпуна. Той же ночью Старбек, уверенный, что Ахав ведёт корабль к неминуемой гибели, стоит у дверей капитанской каюты с мушкетом в руках и все же не совершает убийства, предпочтя подчиниться судьбе. Буря перемагничивает компасы, теперь они направляют корабль прочь из этих вод, но вовремя заметивший это Ахав делает новые стрелки из парусных игл. Матрос срывается с мачты и исчезает в волнах. «Пекод» встречает «Рахиль», преследовавшую Моби Дика только накануне. Капитан «Рахили» умоляет Ахава присоединиться к поискам потерянного во время вчерашней охоты вельбота, в котором был и его двенадцатилетний сын, но получает резкий отказ. Отныне Ахав сам поднимается на мачту: его подтягивают в сплетённой из тросов корзине. Но стоит ему оказаться наверху, как морской ястреб срывает с него шляпу и уносит в море. Снова корабль - и на нем тоже хоронят погубленных белым китом матросов.

Золотой дублон верен своему хозяину: белый горб появляется из воды на глазах у самого капитана. Три дня длится погоня, трижды вельботы приближаются к киту. Перекусив вельбот Ахава надвое, Моби Дик закладывает круги вокруг отброшенного в сторону капитана, не позволяя другим лодкам прийти ему на помощь, пока подошедший «Пекод» не оттесняет кашалота от его жертвы. Едва оказавшись в лодке, Ахав снова требует свой гарпун - кит, однако, уже плывёт прочь, и приходится возвращаться на корабль. Темнеет, и на «Пекоде» теряют кита из виду. Всю ночь китобоец следует за Моби Диком и на рассвете настигает опять. Но, запутав лини от вонзившихся в него гарпунов, кит разбивает два вельбота друг о друга, а лодку Ахава атакует, поднырнув и ударив из-под воды в днище. Корабль подбирает терпящих бедствие людей, и в суматохе не сразу замечено, что парса среди них нет. Вспомнив его обещание, Ахав не может скрыть страха, но продолжает преследование. Все, что свершается здесь, предрешено, говорит он.

На третий день лодки в окружении акульей стаи опять устремляются к замеченному на горизонте фонтану, над «Пекодом» вновь появляется морской ястреб - теперь он уносит в когтях вырванный судовой вымпел; на мачту послан матрос, чтобы заменить его. Разъярённый болью, которую причиняют ему полученные накануне раны, кит тут же бросается на вельботы, и только капитанская лодка, среди гребцов которой находится теперь и Измаил, остаётся на плаву. А когда лодка поворачивается боком, то гребцам предстаёт растерзанный труп Федаллы, прикрученного к спине Моби Дика петлями обернувшегося вокруг гигантского туловища линя. Это - катафалк первый. Моби Дик не ищет встречи с Ахавом, по-прежнему пытается уйти, но вельбот капитана не отстаёт. Тогда, развернувшись навстречу «Пекоду», уже поднявшему людей из воды, и разгадав в нем источник всех своих гонений, кашалот таранит корабль. Получив пробоину, «Пекод» начинает погружаться, и наблюдающий из лодки Ахав понимает, что перед ним - катафалк второй. Уже не спастись. Он направляет в кита последний гарпун. Пеньковый линь, взметнувшись петлёй от резкого рывка подбитого кита, обвивает Ахава и уносит в пучину. Вельбот со всеми гребцами попадает в огромную воронку на месте уже затонувшего корабля, в которой скрывается до последней щепки все, что некогда было «Пекодом». Но когда волны уже смыкаются над головой стоящего на мачте матроса, рука его поднимается и все-таки укрепляет флаг. И это последнее, что видно над водой.

Выпавшего из вельбота и оставшегося за кормой Измаила тоже тащит к воронке, но когда он достигает её, она уже превращается в гладкий пенный омут, из глубины которого неожиданно вырывается на поверхность спасательный буй - гроб. На этом гробе, нетронутый акулами, Измаил сутки держится в открытом море, пока чужой корабль не подбирает его: то была неутешная «Рахиль», которая, блуждая в поисках своих пропавших детей, нашла только ещё одного сироту.

«И спасся только я один, чтобы возвестить тебе...»

Вы прочитали краткое содержание романа "Моби Дик, или Белый Кит". Предлагаем вам перейти в раздел "Краткие содержания" , чтобы почитать другие изложения популярных писателей.

Испытывая финансовые затруднения, молодой парень Измаил, отправляется в порт Нантакет с целью устроится на китобойное судно. По дороге он знакомится с туземцем гарпунером. Дальше они идут вместе и сразу устраиваются на шхуну «Пекод», готовящуюся выйти в море. Юношу не настораживает, к сожалению, пророчество незнакомца, предрекавшего гибель корабля и всей команды.

Капитан корабля Ахав, имел довольно скверный характер. Потеряв ногу в схватке с китом он, как считали матросы, был немного не в себе. Приказы, отдаваемые капитаном, зачастую вызывали у них чувство глубокого недоумения. Однажды, собрав всех на палубе, Ахав сообщает, что готов отдать дублон, прибитый к мачте первому, кто увидит приближающегося кашалота, прозванного Моби Диком и наводившего ужас на всех моряков. Цель капитана убить кашалота любой ценой, несмотря на то, что некоторые члены команды считают затею глупой.

В пути заболевает друг Измаила. Квикег просит соорудить для него челнок, на котором после смерти его тело отправится в последний путь, однако после того как гарпунщик поправляется, челн переделывают в спасательный буй.

Наконец шхуне удается настичь белого кита и начинают сбываться предсказания. Погоня длится три дня и каждая встреча заканчивается потерями со стороны команды, но одержимого капитана уже не остановить и преследование продолжается. В итоге кит идет на таран и пробивает корпус шхуны, Ахав закидывает свой последний гарпун и раненный Моби Дик утаскивает его под воду, а пробитая шхуна идет ко дну, вместе с экипажем. Спасается только Измаил, воспользовавшись спасательным буем. На нем он дрейфует сутки, пока его не подбирает проплывающее мимо судно.

Показывая взаимоотношения людей и окружающего мира, произведение учит тому, что человек обязан обдумывать свои поступки, прежде чем приступать к их осуществлению, бессмысленная ненависть капитана судна, послужила причиной не только его смерти, но и людей, за которых он нес ответственность.

Картинка или рисунок Мелвилл - Моби дик или Белый кит

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Пастушка и трубочист Андерсен

  В гостиной стоял старинный шкаф, украшенный резьбой. В центре шкафа была вырезана фигурка потешного человечка. У него была длинная бородка, на лбу торчали маленькие рожки, а ножки были козлиные.

Одно из самых трогательных, проникновенных и трагичных произведений о Великой Отечественной Войне. Здесь нет каких – либо исторических фактов, грандиозных сражений или величайших личностей, это простая и в то же время очень

• Краткое содержание Яковлев Мальчик с коньками

  В один из солнечных зимних дней мальчик торопится на каток. Одежда у него старая и мала, но коньки дорогие. Катание на коньках было его страстным увлечением. Он испытывал большую радость, катаясь на коньках.

• Краткое содержание Пятнадцатилетний капитан Жюль Верн

  Во время охоты на китов, капитан и матросы шхуны Пилигрим погибли. Руководить судном стал 15-летний капитан Дик Сенд. На борту находился преступник Негоро, который воспользовался неопытностью молодого матроса и завел всех в тупик

Благодаря специальности и по роду работы мне приходится ежедневно общаться с большим количеством разных людей, что наделило меня цинизмом и научило обращать внимание на темную сторону не только других, но и себя самого. Холодный беспристрастный взгляд часто помогает понять, предугадать и простить когда люди проявляют слабость, глупость, невежество и обман. Как если бы ты с другом встречал множество знакомых и каждому твой друг рассказывал один и тот же, хоть и новый, анекдот, к N-ному разу ты бы не удивился развязке. Но познакомившись с этим романом я был удивлен и до сих пор пребываю под впечатлением, насколько точно автор книги на таком отвлеченном предмете, как китобойный промысел, передал атмосферу, эмоции и скрытые мотивы поступков, сопровождающие любую работу в коллективе. Мне понятны и близки все от начинающего матроса до одноногого капитана. Я читал книгу и слышал те же фразы, которые прямо сейчас произносятся с десятках тысяч комнат на тысячах предприятий.

Но я не просто увидел в этих китобоях себя. Я увидел ту часть моей темной стороны, в которую не позволяет заглянуть даже весь мой цинизм. В юности эта книга вызвала бы у меня легкое недоумение после прочтения страничка через три. Но сейчас, к своему ужасу, я понимаю и не считаю неприемлемой позицию капитана во время первой беседы с помощником о целях плаванья. И я готов подписаться под каждым словом, которое произносит капитан во время финальной встречи с Белым Китом. И даже катастрофа с гибелью всей команды и корабля воспринимается, как что-то привычное и в чем-то родное.

Не стоит забывать и о гении Френсиса Форда Копполы, создавщего на основе «Моби Дика» великолепный фильм.

Оценка: 10

«В то время как я плыл вниз по речным потокам, остались навсегда мои матросы там…» А. Рембо.

По-видимому, этот роман принадлежит к числу тех классических произведений мировой литературы, познакомиться с которыми должен каждый, так сказать, уважающий себя книгочей. В самом деле, слова «Моби Дик» и «белый кит» вошли, думается мне, в число наиболее ярких образов-идей западной литературы вместе с Гулливером, Дон Кихотом, Пантагрюэлем с Гаргантюа и пр.

Существует мнение, что «Моби Дик» написан вопреки всем канонам литературных жанров. Но ведь это, пожалуй, одна их характерных черт тех самых классических произведений, нередко именуемых «великими» (можно вспомнить хрестоматийные роман в стихах Пушкина и роман-эпопею Л. Толстого). Что же касается собственно языка романа Мелвилла, то он, на мой взгляд, вполне адекватен современному читательскому восприятию. Хотя говорить здесь о некоем особом «удовольствии от чтения», когда текст «проглатывается запоем», наверное, тоже сложно. Трудности в данном случае могут быть обусловлены самой композицией романа, определяемой, в свою очередь, авторским замыслом, сверхзадачей. «Моби Дик» характерен тем, что в романе не только происходят определенные события с героями, но происходит и трансформация самого стиля и жанра повествования. Мелвилл начинает издалека. Посвящения, вступления, философские рассуждения о пользе морских путешествий ведутся, заметим, от первого лица, от имени Измаила. И поначалу Измаил предстает перед читателем достаточно зрелым, умудренным жизнью человеком. Затем вдруг (хотя речь в романе идет о событиях отделенных от «вступления» несколькими годами) Измаил оказывается совсем молодым человеком, романтическим героем, желающим посмотреть мир. И всё его поведение, слова, поступки, мысли живо свидетельствуют об этом. Его знакомство с Квикегом, весь отрезок времени до попадания на борт «Пекода», всё это касается молодого Измаила. Тут становится ясно, что первоначальный «Измаил философ» - это некто иной, может быть, сам автор. И по ходу рассказа молодой Измаил постепенно вытесняется этим авторским alter ego, происходит своего рода психологическая подмена. Например, когда речь идет о тяжелой болезни Квикега, приключившейся с ним в плавании, в голосе автора слышится какое-то отстраненное сочувствие, нет первоначальной теплоты, нет того трогательного беспокойства за своего друга, с которым Измаил выламывал дверь в нантакетской гостинице. Но, кроме того, как-то незаметно речь вообще перестает вестись от первого лица, за исключением короткого и чисто номинального эпилога. Измаил становится не главным героем, как это казалось поначалу, но лишь «поводом» для философских и психологических рефлексий, назовем их так, автора. Образы других героев романа, которые в отличие от образа Измаила можно назвать «настоящими», созданы Мелвиллом с большим художественным мастерством, в лучших традициях реалистического искусства.

Когда-то Ж. Верна (в чьем творчестве, к слову, морская тема играет виднейшую роль) упрекали в чрезмерной перегруженности его беллетристических произведений лекционными вставками. Автор «Моби Дика», кажется, далеко превзошел Верна в этом отношении. Нимало не заботясь, естественно, о занимательности, он с нарочитой неторопливостью и обстоятельностью излагает классификацию китов, расписывает тонкости и благородство китобойного промысла. Все это интересно само по себе, и потому, в частности, что демонстрирует взаимоотношения природы и человека девятнадцатого века. Любопытно отметить ту убежденность, с которой автор доказывает невозможность заметного уменьшения численности китов посредством промысла. А знаменитое «коварство» и «злобность» Моби Дика заключаются, по сути, лишь в том, что он не желает быть убитым, подобно другим китам. Но все эти описания, проповеди, вставные новеллы, создающие эпическую картину жизни, и которые делают «Моби Дика», что называется, «мудрой книгой», служат еще и общей задаче. Где-то далеко за кажущейся медлительностью повествования, скудной романтикой и повседневными заботами плавания маячит призрак белого кита, словно какая-то сжатая и готовая в любой момент распрямиться могучая пружина. Капитан Ахав уже произнес, а вернее, простонал свои слова: «Найдите мне Моби Дика! Найдите мне белого кита!», и золотой дублон – награда первому, кто его заметит - уже прибит к грот-мачте. И вот постепенно нарастает читательское нетерпение: «Да где же этот кит, и когда же, наконец, развязка?» Но развязка не наступает долго. Лишь сгущается атмосфера на «Пекоде» и вокруг него. Невероятный гроб Квикега, сумасшествие негритенка Пипа, шторм и огни святого Эльма, наконец, встреча с «Рахилью», потерявшей свои вельботы и детей капитана, эти события, сами по себе вполне «обычные», выстраивают ряд зловещих предзнаменований и создают гнетущую атмосферу безысходности. Из приключенческой повести повествование трансформируется в психологический триллер, заканчивающийся апокалипсисом. Здесь уже нет места, как в начале романа, ироничным замечаниям и юмору. И даже сама развязка растягивается на три дня. В психологическом плане Ахаву с самого начала его погони противостоит старший помощник Старбек. Он как бы воплощает на «Пекоде» дух здравомыслия. Но, кажется, и Старбек, в конце концов, подчиняется общему безумию, голосом обреченного обращаясь к Ахаву со словами: «О, мой капитан, благородное сердце». К тому самому Ахаву, который ради погони за Моби Диком отказался помочь капитану «Рахили» в поиске его людей, и который в последние минуты своей жизни кричит матросам: «Вы уже больше не люди, вы мои руки и ноги; и потому подчиняйтесь мне!». Кульминация этой истории, закончившейся гибелью «Пекода», Ахава и всего экипажа, за исключением Измаила, словно провозглашает о том, что чудовища обитают не в морских глубинах, а в охваченном необузданными страстями мозгу человека. Ахав, захлестнутый линем, уходит на дно морское вместе со всей своей фанатической ненавистью. Вся его страсть и эсхатологический пафос, вся глубина его сердца, из которой он поражает кита, можно сказать, пропадают даром, жизнь его кончается бесславно. Такой финал романа можно было бы назвать моралистическим и даже «ироничным», но корабль, будучи замкнутым пространством, способствует тому, что воля сильной личности (а ведь Ахав главенствует еще и по должности) подчиняет жизненные устремления всего коллектива. Складывается впечатление, что люди встречают свой безвременный конец как закономерность, никто даже и не пытается спастись. Фантастическая сцена! Фантастичность же самого Моби Дика имеет, на мой взгляд, совершенно служебный и пограничный характер. Хотя образ огромного снежно-белого кашалота с морщинистым лбом и свернутой челюстью вдохновил, вероятно, не одного писателя-фантаста.

Оценка: 9

Берясь за книгу, я ждала чего-то очень размеренного, спокойного, равномерного и слегка занудного. В лучших традициях Жюля Верна и «Фрегата «Паллада». Так что текст и стиль «Моби Дика» оказался для меня полнейшим сюрпризом. Откровенно говоря, у меня даже в голову не укладывается, как в середине 19 века могла быть написана вещь настолько странная, сумасшедшая и сюрреалистическая. И тот факт, что «Моби Дик» оказался сделан в лучших традициях «Улисса», до сих пор приводит меня в полнейшее изумление. Знаете, есть определенные ожидания от определенного рода книг, и когда текст оказывается совершенно не таким, как думалось, меня это слегка ошеломляет и даже мешает его внятно воспринимать.

Чего в «Моби Дике» нет, так это трех китов классицизма - единства времени, места и действия. Вопреки ожиданиям, повествование бешено скачет, переходя от «сейчас» главного героя к классификации китов, от них - к перечню произведений, где упоминаются киты, от них - к историям разных третьестепенных персонажей, этаким вставным новеллам, от них - к сюрным диалогам пьяной команды корабля. И вся эта веселая и очень странная чехарда продолжается на протяжении всего романа. Не то чтобы развития сюжета нет вообще - во второй половине книги герои все-таки отплыли худо-бедно на китовую охоту и даже начали понемногу встречать и забивать китов. Но линия «настоящего» настолько часто прерывается лирическими и не очень отступлениями, длинными внутренними монологами членов команды, их же пафосными речами в духе Горького, а также танцами на столах и пальбой, что на китов как-то не остается особо внимания. Ну, кит. Ну, забили. «Пренебречь, вальсируем».

За всем этим остается вопрос, а как же легендарный и страшный Моби Дик, о котором столько говорят, о котором бредит полусумасшедший капитан Ахав. А Моби Дика нет и следа, он большую часть текста живет исключительно в горячечном бреду Ахава да пугает его помощников. Открывая роман, я наивно полагала, что он будет в большей своей части посвящен погоне за Моби Диком, но ничего подобного - от встречи с белым китом до конца текста всего ничего. Я уже начала было сомневаться, что Моби Дик окажется, в лучших сюрных традициях всего романа, всего лишь Годо и так и не придет. Хотя под конец он пришел, конечно, и задал им всем жару.

По итогам - я не знаю, как относиться к этому тексту. Меня смущает в нем буквально все: смущает отсутствие классицизма и ожидаемой эпичности, смущает стебный пафос, смущает даже псевдонаучная классификация китов по средневековым книжным форматам. Это было интересно и странно, но текст слишком разнообразный, слишком лоскутный, чтобы оставить какое-то четкое эмоциональное впечатление. Не могу сказать, что сама идея погони за китом особо меня задевает - она сама по себе достаточно детская, сразу приходят на ум пираты из нашего мульта «Остров сокровищ». Думаю, если бы «Моби Дика» экранизировали именно таким образом - с включением всех классификаций, лирических отступлений и самой схватки с китом - это было бы самым правильным подходом к тексту. Он интересен именно с точки зрения *как*, а не что. С другой стороны, с этой же точки зрения «Улисс» значительно круче.

Оценка: 7

Тут так много качественных пространных отзывов, в которых уже, собственно, сказано всё или почти всё, что я тихонечко вложу свои пять копеек и удалюсь на цыпочках.

Страстная книга. Одна из самых страстных, что я встречала в своей жизни. Книга, которая говорит, кричит о том, что человек может вложить душу в странное, в нечто, идущее наперерез житейской логике, и это нечто станет убедительнее здравого смысла.

Жизнь всё-таки такие дебри. Вот младенец - розовенький, нежненький... а через пятьдесят лет стучит протезом по деревянной палубе и всё, о чём он мечтает, - убить белого кита. И как это у нас получается - ума не приложу.

А начало романа, его первая фраза - «Зовите меня Измаил»? Вот так начать - и всё, роману быть. Вообще первый абзац «Моби Дика» обожаю, бриллиант ведь чистой воды.

Всё, надо заканчивать, а то уже вижу фонтан на горизонте.

Оценка: 10

Домучил. Роман не пошел, совсем не пошел. Я, как и некоторые авторы отзывов, прочел данный роман в детстве, но тот роман был адаптирован и сокращен для подростков, поэтому тогда прочел его быстро и с удовольствием.

На днях вышел фильм об приключениях китобоя «Эссекс» и его команды. Я решил обновить память и перед просмотром перечитать Мелвилла.

Как много текста в этом романе. Автор написал эпическое произведение. Подробно, скрупулезно описал все все. Даже вещи не относящиеся собственно к плаванию. Я постоянно ловил себя на мысли: зачем он все это пишет. Чтение романа превратилось для меня в мучение. Пространные описания автором всякой всячины настолько многословны и скучны, что я постоянно отвлекался, мысли мои утекали. Я читал текст в этом состоянии, некоторые страницы настолько унылы, что я даже не мог вспомнить, что на них читал. Приходилось все еще раз перечитывать. Каюсь, несколько раз даже уснул.

В итоге домучил. Такая классика не по мне. Если бы в школе читал роман в полном виде, то наверняка возненавидел бы и роман и автора и учителей.

Роман будет интересен, тем кто любит неторопливое повествование с постоянными перерывами от основного повествования к пространным положениям (например на авторскую классификацию китов, или объяснения на пяток страниц, почему белый цвет считается зловещим, и т.д.) Сейчас вспомнил как я все это читал и аж жуть взяла.

Прощайте классик американской литературы господин Мелвилл. Читать Вас буду только в подростковых адаптациях.

Оценка: 5

(маринистика / производственный роман: всё о китах, или лицам без чувства юмора читать заказано)

Жил-был хоббит, которому вздумалось посмотреть мир с его водной стороны. Однажды он встретил странствующего по Чужеземью каннибальского короля Арагорна (он же Квикег), и нанялся вместе с ним на корабль Гэндальфа (чародея Ахава), чтобы с ватагой таких же искателей приключений противостоять воплощению мирового зла -- гигантскому белому киту Мордора...

Быть может, такой заманкой удастся привлечь внимание поклонников фэнтези, чтобы они открыли этот роман. А дальше -- прочувствует наивная душа текст, соблазнится -- и затянет её в эту гигантскую воронку, в пучину мировой Литературы, взвихренную плавником великого белого кита, и не сможет уже такой читатель всерьёз воспринимать тонны коммерческой продукции...

«Моби Дик» -- это роман двадцатого века, написанный в девятнадцатом, и читаемый в двадцать первом как вневременная книга, будто бы написанная вчера или сегодня. Дело даже не во времени перевода -- роман поразительно современный по техническим приёмам и виртуозный по исполнению. Сравним хотя бы с произведениями Эдгара По -- читая их, чувствуешь, что они были написаны именно в XIX веке. А здесь -- уж не мировая ли это мистификация? не грандиозный ли литературный подлог и не поздняя ли стилизация под старину? -- то классическая проза, то философские эссе-рассуждения, то вдруг пьеса (здесь отчего-то возникает ассоциация с вулфовскими КНС). Между произведениями По и Мелвилла, быть может, совсем небольшой временной разрыв и, при этом, дистанция очень большого размера -- словно бы уже написаны «Старик и море» Хэмингуэя или отбушевали джойсовские, либо прустовские страсти.

Время романа дискретно: на первых страницах оно течёт естественно и быстро, завлекает за собой лаконичными и выразительными описаниями событий. Потом вдруг замирает -- автор пускается в сторонние рассуждения, иногда спохватывается и продолжает Историю, чтобы затем вновь повести речь о чём-то своём. Время то словно бы застывает, то снова бежит, то лихо скачет, то замирает почти до самого конца, когда вдруг ускоряется и летит к неизбежному финалу, словно неумолимый Жнец... В итоге, прочитав роман до самого конца, осознаёшь, что вся эта история, без многочисленных отступлений, могла бы уложиться в рамки небольшой повести -- но тогда сложился бы этот без сомнения великий американский Роман? Едва ли. Получилась бы обычная повесть, выделяющаяся среди прочих разве что языком и прекрасным стилем. Но не роман.

Хорошие книги видно сразу -- как прочитаешь первую фразу, так уже не хочется отрываться. И сожалеешь, что автор вдруг уходит в сторону, и начинает бесконечные лекции о китобойном промысле, королях и дамских корсетах. Познавательно, но малоценно в наши циничные времена. Если в начале книги рвёшься поставить оценку по максимуму, то потом уже сдерживаешься, и оценку ставишь пусть не такую высокую, но всё же достаточно ощутимую. Глыба, махина мировой литературы он этого не становится менее масштабной. Избыточность материала привела к тому, что этот роман был забыт, чтобы быть заново открытым уже в двадцатом веке. Избыточность погубила прекрасную повесть и создала великий роман.

Следует отметить афористичность и великолепное чувство юмора рассказчика.

«Лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином.»

«Бетти, ступай к маляру Снарлсу и скажи, чтобы он написал для меня объявление: «Здесь самоубийства запрещены и в гостиной не курить» - так можно сразу убить двух зайцев...»

Неоднократно ловил себя на мысли о том, что в «производственных» отступлениях автор издевается, лукавит -- так и слышались интонации курёхинских «грибов». В самом деле, можно ли всерьёз рассуждать, о том, кто из древних был китобоем?.. Геркулес? И он тоже из наших!

Интересно, не сделал ли кто-нибудь из любословов диссертации о параллелях «Моби Дика», к примеру, с «Властелином колец»? И не поставлен ли там в конце смайлик бегущего с гарпуном? («от» или «к» -- здесь могут быть варианты) При желании, всегда можно найти точки схождения.

Литературная пара: «Морской волк» Джека Лондона. Только если они вдруг сойдутся, победа останется за китом!

Оценка: 8

Поначалу всё было достойно. Описания сочные, живые, со здоровой долей юмора и оттенком философии. Но вдруг откуда ни возьмись, начали появляться подробные описания эпизодов, при которых ГГ не присутствовал (а книга от первого лица!), потом герои второго плана начали в одиночестве разговаривать сами с собой, выдавая достойные Овидия монологи, а потом и вовсе случилась пьеса! Это повторялось снова, всё разрастаясь, и этого хватило, что бы балладу превратить в гротеск.

К тому же Измаил слишком часто перебарщивает с рассуждениями. Он пускается в длинные цепи рассуждений что бы доказать читателю какую-то мысль. А в умении чётко излагать ему не откажешь – мысль становится понятна и даже очевидна уже в первом абзаце. Но это не останавливает Измаила: ещё 10 – 20 страниц он может говорить о том же самом. Да, я понимаю, что иногда ценность не в доказательной базе, а в Слове, как таковом, но тогда и подать его нужно немного иначе…

По форме напоминает «Старика и Море». Оба произведения лишены динамики и построены на созерцании. Но Хемингуэй созерцал природу, её красоту, мощь, и человек находился в гармонии с природой, даже борясь с ней. А Мелвилл созерцает одержимость, безумие и ненависть. Причём не обоснованную ненависть, скажем, Монте-Кристо к сознательно погубившему его негодяю, но ненависть к естеству, к стихии, к року. Ненависти на грани безумия, толкающей человека к собственной гибели и к тому, что бы похоронить десятки людей во имя своей ненависти. Это то, что касается капитана, и лежит на поверхности. То же, что заметно чуть менее – одержимость китами самого Измаила. В отличие от капитана, не конкретной особью, а всем родом, не кровожадная, как у Ахава, а относительно научная, только ведь он не учёный! Откуда вдруг такой неожиданный и такой глубокий интерес? Он и китобоем-то стал исключительно потому, что «так фишка легла», но погружается в тему он глубже, чем любому китобою для промысла необходимо, и с занудностью, на которую не всякий профессор способен.

И не всякий мясник способен с таким смаком описывать детали охоты, а потом расчленения кита. Пиршество акул и подробное описания оставленных ими шрамов на мёртвой туше. Каким образом в подробностях отделяется от туши тот или иной шмат жира. Постоянно хлещущая фонтаном кровь млекопитающего, которое убивается порой даже не ради промысла – а ради забавы, суеверия и азарта.

Кит – этот гигант и исполин, эту чудо природы, если и вызывает у героя чувство трепета, то лишь для того, что бы ещё большее благоговение и трепет вызвал Человек, готовый бросить ему вызов и надругаться над этим исполином. То, что собственно Моби Дик не позволил этому надругательству состояться, ситуацию не спасает.

Нет, безумная одержимость и смак расчленения – это не те мотивы, что достойны стать стержнем романа. Поэтому, какими бы расчудесными изяществами не был облеплен этот недостойный скелет, для меня ценность книги весьма сомнительна и заключается лишь в подробном описании китобойного промысла.

Оценка: 4

не стал бы давать руку на усекновение, что я единственный в мире станочник (потом расскажу, история тоже интересная), у которого в наушниках не радио играет, а начитка «Моби Дика», но точно нас таких немного в мире.

так или иначе, в рамках расширения кругозора, и чтобы со скуки от монотонной работы не рехнуться, пошло хорошо.

тем более, что чтец отличный.

все-таки привычка к чтению у меня пусть и крепкая, но сформирована на куда более сюжетной и жестко структурированной литературе.

закавыка в том еще, что «Моби Дика» я в отрочестве читал уже, но это был сильно сокращенный (раза в три) вариант для детей, где были оставлены только линия самих приключений «Пекода«и пара глав «на берегу», но напрочь вычищено все то, что сделало «Моби Дика» священным чудовищем, левиафаном американской литературы, а со временем сам роман превратило в архетип, объект легко считываемых (даже теми, кто книгу не читал) культурных аллюзий и просто пародийных отсылок.

в век Гугла в мире не осталось тайн и в один клик можно узнать, что Мелвилл добился первого успеха с написанными по собственному опыту (а он много лет провел в море, потом дезертировал, потом был в плену у туземцев, потом мотался уже с военным кораблем, который его спас) приключенческими романами «Тайпи, или Беглый взгляд на полинезийскую жизнь» и «Ому: повесть о приключениях в Южных морях», а потом провалился с метафорически-аллегорическим «Марди и путешествие туда».

после этого молодой еще (около тридцати) писатель за год сваял свой magnum opus, в котором соединил морские байки, почти триллерную главную сюжетную линию с тяжеловесной и подчас неуклюжей философией, которая только и могла прийти человеку в голову в промежутках между обрасопливанием бом-блинда-рея и чтением латинских классиков.

видимо Мелвиллу этого показалось мало и он дополнил роман (псевдо)научными изысканиями на ниве кетологии и кучей самых разных как будто посторонних эпизодов, варьирующихся в диапазоне от анекдота до притчи, беззастенчиво прыгая при этом из тональности в тональность (одна глава написана на диком пафосе, другая - с добродушным юмором, одна в форме пьесы, другая - как статья из некоей несуществующей нигде, кроме как в голове автора энциклопедии), неприкрыто тролля читателя и наводя многозначительного туману.

иногда читатели и критики переусложняют произведения, видя в них то, чего автор не вкладывал, но Мелвилл работал, словно в рассчете на будущих интепретаторов, провидя появление академических трудов, разбирающих каждую букву и запятую его романа, и потому ни один самый навороченный искатель Глубинного Смысла не будет выглядеть нелепо, вчитывая что-то свое в ткань этой книги.

помимо глав написанных «для академиков» и «для детей» в «Моби Дике» есть главы написанные не иначе как для Господа Бога, и для самого Германа Мелвилла, что в формате книги - одно и то же.

психологическая достоверность одних эпизодов сменяется напыщенным символизмом других, глубоко проработанные герои, которые рядом с тобой «как живые» вдруг становятся картонными и забираются на сцену, чтобы оттуда разразиться античными монологами, которые внезапно прерывают репликами в стиле «а впрочем, вы меня не слушайте».

магистральная линия - безумный одноногий Ахав в погоне за Белым Китом, и говорит этот Ахав примерно так:

Спойлер (раскрытие сюжета)

– Глупая детская игрушка! игрушка, какой развлекаются высокомерные адмиралы, коммодоры и капитаны; мир кичится тобой, твоим хитроумием и могуществом; но что в конечном-то счёте умеешь ты делать? Только показывать ту ничтожную, жалкую точку на этой широкой планете, в которой случается быть тебе самой и руке, тебя держащей. И всё! и больше ни крупицы. Ты не можешь сказать, где будет завтра в полдень вот эта капля воды или эта песчинка; и ты осмеливаешься в своём бессилии оскорблять солнце! Наука! Будь проклята ты, бессмысленная игрушка; и проклятие всему, что посылает взгляд человека к этим небесам, чьё непереносимое сияние лишь опаляет его, как эти мои старые глаза опалил сейчас твой свет, о солнце! К горизонту устремлены от природы глаза человека, а не ввысь из его темени. Бог не предназначал его взирать на небесную твердь. Будь проклят ты, квадрант! – и он швырнул его на палубу. – Впредь не буду я проверять по тебе мой земной путь; судовой компас и лаг – они поведут меня и будут указывать мне моё место на море. Вот так, – добавил он, спускаясь на палубу, – вот так топчу я тебя, ничтожная безделка, трусливо указывающая в вышину; вот так размозжу и уничтожу я тебя!

– Что это? Что за неведомая, непостижимая, нездешняя сила; что за невидимый злобный господин и властитель; что за жестокий, беспощадный император повелевает мною, так что вопреки всем природным стремлениям и привязанностям я рвусь, и спешу, и лечу всё вперёд и вперёд; и навязывает мне безумную готовность совершить то, на что бы я сам в глубине своего собственного сердца никогда бы не осмелился даже решиться? Ахав ли я? Я ли, о господи, или кто другой поднимает за меня эту руку? Но если великое солнце движется не по собственной воле, а служит в небесах лишь мальчиком на побегушках; и каждая звезда направляется в своём вращении некоей невидимой силой; как же тогда может биться это ничтожное сердце, как может мыслить свои думы этот жалкий мозг, если только не бог совершает эти биения, думает эти думы, ведёт это существование вместо меня?

не говоря уж о любимом экранизациями:

Я признаю твою безмолвную, неуловимую мощь; разве я не сказал уже этого? И слова эти не были вырваны из меня силой; я и сейчас не бросаю громоотвод. Ты можешь ослепить меня, но тогда я буду двигаться ощупью. Ты можешь спалить меня, но тогда я стану пеплом. Прими дань этих слабых глаз и этих ладоней-ставней. Я бы не принял её. Молния сверкает прямо у меня в черепе; глазницы мои горят; и, словно обезглавленный, чувствую я, как обрушиваются удары на мой мозг и катится с оглушительным грохотом на землю моя голова. О, о! Но и ослеплённый, я всё равно буду говорить с тобой. Ты свет, но ты возникаешь из тьмы; я же тьма, возникающая из света, из тебя! Дождь огненных стрел стихает; открою глаза; вижу я или нет? Вот они, огни, они горят! О великодушный! теперь я горжусь моим происхождением. Но ты только отец мой огненный, а нежной матери моей я не знаю. О жестокий! что сделал ты с ней? Вот она, моя загадка; но твоя загадка больше моей. Ты не знаешь, каким образом ты явился на свет, и потому зовёшь себя нерожденным; ты даже не подозреваешь, где твои начала, и потому думаешь, что у тебя нет начал. Я знаю о себе то, чего ты о себе не знаешь, о всемогущий. За тобою стоит нечто бесцветное, о ясный дух, и для него вся твоя вечность – это лишь время, и вся твоя творческая сила механистична. Сквозь тебя, сквозь твоё огненное существо, мои опалённые глаза смутно различают это туманное нечто. О ты, бесприютное пламя, ты, бессмертный отшельник, есть и у тебя своя неизречённая тайна, своё неразделённое горе. Вот опять в гордой муке узнаю я моего отца. Разгорайся! разгорайся до самого неба! Вместе с тобой разгораюсь и я; вместе с тобой я горю; как хотел бы я слиться с тобой! С вызовом я поклоняюсь тебе!

но читателя, который думает, что попал в пьесу написанную под влиянием Софокла, ждет впереди и такое вот описание:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Но вот вперёд выступает один из гарпунёров, держа в руке длинное и острое оружие, называемое фленшерным мечом, и, улучив удобный миг, ловко выкраивает большое углубление в нижней части раскачивающейся туши. В это углубление вставляют гак второго огромного блока и подцепляют им слой сала. После этого фехтовальщик-гарпунёр даёт знак всем отойти в сторону, делает ещё один мастерский выпад и несколькими сильными косыми ударами разрубает жировой слой на две части; так что теперь короткая нижняя часть ещё не отделена, но длинный верхний кусок, так называемая «попона», уже свободно болтается на гаке, готовый к спуску. Матросы у носовой лебёдки снова подхватывают свою песню, и пока один блок тянет и сдирает с кита вторую полосу жира, другой блок медленно травят, и первая полоса уходит прямо вниз через главный люк, под которым находится пустая каюта, называемая «ворванной камерой». Несколько проворных рук пропускают в это полутёмное помещение длинную полосу «попоны», которая сворачивается там кольцами, точно живой клубок извивающихся змей. Так и идёт работа: один блок тянет кверху, другой опускается вниз; кит и лебёдка крутятся, матросы у лебёдки поют; попона, извиваясь, уходит в «ворванную камеру»; помощники капитана отрезают сало лопатами; судно трещит по всем швам, и каждый на борту нет-нет да и отпустит словечко покрепче – вместо смазки, чтобы глаже дело шло.

однако и «все о китобойном промысле в 30-40 годы 19 века» это тоже ненадолго, потому что главка, посвященная такому бытовому занятию, как ткачество, внезапно срывается в:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Прямые нити основы-необходимости, которых ничто не заставит изменить своего направления, и даже лёгкое подрагивание лишь придаёт им устойчивости; свободная воля, которой дана свобода протягивать свой уток по заданной основе; и случай, хоть и ограниченный в своей игре прямыми линиями необходимости и направляемый в своём движении сбоку свободной волей, так что он подчиняется обоим, случай сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий.

и это далеко не все,.

если вас интересует история Америки времен «до Дикого Запада», восточное побережье, жестоковыйные пуритане в длинных сюртуках и их странный уклад, сочетавший аскетизм с деловой хваткой, то в «Моби Дике» найдется немало строк, посвященных этому сообществу.

самому китовому промыслу Мелвилл уделяет столько внимания, что иногда роман срывается в откровенную «историю отрасли».

но это и не «энциклопедия китобоев Новой Англии 18-19 веков», ни в коей мере, потому что герои (а их в книге много) тут столь колоритные и одушевленные, каких редко встретишь.

знаменитый по экранизация Ахав все-таки шагнул с подмостков, где ставили классическую драму, а его помощники в большей или меньшей степени просто резонеры, авторские голоса.

но кузнец Перт, который пропил под старость лет саму свою жизнь, и пошел в море или туземец-гарпунер Квикег, который когда-то уплыл с китобоями, а теперь не хочет возвращаться домой, потому что, считает, что большой мир осквернил его и племя обратно не примет, ни в коей мере не риторические фигуры, а живые люди, с которыми, кажется, сам потерся в тесном трюме не одну неделю.

есть еще совершенно душераздирающая история негритенка Пипа, который выпрыгнул за борт, да так там душою и остался, хотя его и выловили через несолько часов, и потому парень ходит по кораблю и пристает ко всем встречным:

Месье, не случалось ли вам видеть некоего Пипа? – маленького негритёнка, рост пять футов, вид подлый и трусоватый! Выпрыгнул, понимаете, однажды из вельбота; не видали? Нет?

трагедия, очерк, байка, все в кучу, все перемешано и тщательно выварено на огне авторской увлеченности, поглощенности, собственным творением.

да, для детей есть специальная, сокращенная версия, но думается, что и сам роман, именно в своем некупированном, монументальном виде, по-своему детский, подростковый.

не в том смысле, что он предназначен для подростков, нет, но это явно отрочество американской литературы.

(русская родилась сразу в кризисе среднего возраста, в этом ее сила, в этом и ее слабость).

в общем, ныряйте в океан мировой классики, но знайте, что воды его бурны, непредсказуемы и опасны.

Оценка: 10

Сложный и многогранный, созерцательный и познавательный, реальный и фантастический - эпитетов «Моби Дик» заслужил великое множество. Фундаментальная книга, энциклопедия цетологии и китобойного промысла, в частности - настоящий кладезь знаний по кашалотоведению. «Итоговое произведение американского романтизма» и едва ли не лучший роман американской литературы 19 века. Но это только лишь определения, то, что на поверхности. Что же скрывается в глубинах этого необъятного, как воды океана, произведения?

Однозначно трудно сказать. Если рассматривать только сюжет, на выходе получим 200, максимум 300 страниц. Остальное - рассуждения, философия и цетологические изыскания. Но вместе они образуют предельно цельную картину, где замысел автора воплощается постепенно и в конце концов подводит к финалу. Честно говоря, многие страницы пропускал мимо, то есть слушал в пол-уха. Ибо где-то после половины романа высокопарные речи и пафосные размышления, разбавленные теологическими и философскими метафорами, начинают приедаться. И тем не менее, бросить роман и мыслей не возникало. Призрак Моби Дика неуловимо присутствует в тексте. Но как Белый Кит, скрывающийся в бескрайних водах Мирового океана, так и развязка кажется далёкой и недостижимой. Но мысль о нём преследует читателя. Ты ждёшь встречи с китом, как ждут её на «Пекоде».

И вот, когда ты уже начинаешь подумывать над тем, что Моби Дик - это всего лишь некий мифический образ и выдумка китобойцев, что встреча не состоится, он является. В самом-самом конце, стремительно, неотвратимо, внезапно, как стихийное бедствие, как катастрофа, как смерть. Последние страницы романа - это рафинированная эпика. И тем более неожиданным становится финал. В произведении много прекрасных страниц, но три дня погони - самые могучие, самые завораживающие. Кульминационный апогей. То, ради чего стоит читать «Моби Дика».

Трактовать роман можно по-всякому. По мере путешествия с «Пекодом» в поисках Белого Кита, у меня всё же родилось представление о романе, контрастирующее с общепринятым «противостояние Человека и Природы, Цивилизации и Стихий». Уже под конец романа, но до встречи с Моби Диком, я понял, что Пекод - это образ человеческой жизни, пущенной по волнам Мира в поисках цели. И команда корабля - это грани человека. Есть навязчивые состояния на грани безумия, воплощённые Ахавом, есть и здравый смысл в лице помощников капитана, есть и скелеты в шкафах, как в случае с кузнецом. «Пекод» встречает другие корабли, преимущественно китобои. Но они настолько разные, насколько разнятся характеры людей: кто-то успешен, кто-то за несколько лет плавания (читай жизни человека) не сподобился на какой-нибудь стоящий улов, у некоторых несчастная и зловещая судьба.

Убеждён, что трактовок у романа множество, и моя одна из многих. И оценивать «Моби Дик» всего с одного прочтения и всего лишь на третий день после прочтения - очень сложно. Ещё не успокоился в душе водоворот, учинённый Ахавом и экипажем китобоя в битве с Моби Диком. Но однозначно могу искренне поблагодарить Мелвилла за длительное путешествие по далёким морям в поисках легендарного Белого Кита в обществе разношерстной команды «Пекода».

Оценка: 9

Ух, чего же я ждал от этой книги перед прочтением, да!..

Но только не того, что во многом она окажется оправданием китобойного промысла – в смысле развенчания несправедливых (как на то обращает внимание рассказчик) домыслов о нем и изложения подробностей ремесла. «Производственная» часть могла бы для меня быть увлекательной, если бы имел аналогичное (производственное же) отношение к китам. Автор, с одной стороны, восхищается ими, с другой стороны, с невозмутимостью ветеринара описывает, например, предсмертное поведение животного и технику разделки туши. Именно подобное отношение, а не заблуждения и неверные представления, обусловленные временем создания романа, стало для меня неожиданностью.

Впрочем, Мелвиллом изображена именно что правда той далекой уже эпохи. Скрупулезное описание тонкостей промысла, что сродни документалистике, сочетается со старомодной тягучестью описаний, пафосом авторских размышлений, разговоров и монологов персонажей, некоторой наивностью оценок и суждений. В итоге получается весьма необычный коктейль из литературных стилей, приемов и средств, приготовленный в форме художественного произведения, выходящего за рамки классификаций. Содержательно же роман оказался много более прост, чем ожидал от него перед прочтением. Да, произведение и метафорично, и аллегорично; в нем бездна образов, «Моби Дик», можно сказать, проникнут символизмом (особенно в предфинальной и финальной частях; создалось даже ощущение избыточности). Роман сам – архетип в литературе и культуре (наверное, в этом основная его ценность). Он напитал собой коллективное сознание, и, прочитав произведение, такое чувство, что «Моби Дик» был знаком и «принят» на каком-то подспудном уровне еще до прочтения. Роман, конечно, составляет категорию «маст рид» – как базовый и естественный опытно-культурный пласт.

Есть произведения, в которых автора не «видно», он будто бы где-то «сверху» созданного им микрокосма, а есть такие, как «Моби Дик», где автор – непосредственный рассказчик, то прячущийся в образе одного из персонажей, то лично ведущий читателя от сцены к сцене, от одного знания к другому. Но к каким бы литературным приемам и ухищрениям ни прибегал Мелвилл, он не смог скрыть свою по-мальчишески пытливую натуру увлеченного исследователя, которому интересно буквально всё: от мелких, технических деталей быта на корабле, китобойного промысла, обычаев, традиций мореплавания, до поведенческих и психологических установок и реакций (считаю большой удачей автора образ Пипа (кто читал, поймет, в чем соль), вышедший очень и очень многозначным и характЕрным (характерным – для философской канвы произведения)). Собственно, философии в романе хватает: от идеи-противостояния «человек - Природа» до вопросов о смысле жизни и сути (и выражениях) добра и зла.

Эйль из Ильма , 13 июля 2017 г.

Самая любимая книга из самых любимых. Перечитывала три раза, первый раз читала в 16 лет. Слог впечатляет! Многогранность информации гармонична, всё в одном русле, но с разных «высот». Каждый раз, когда перечитывала, открывала для себя что-то новое, будь то из атласа китов, или же из быта китобойного промысла, из морально-религиозных подтекстов и т.д. За один раз, я считаю, весь информационный объём в полной мере осилить сложно, особенно для подростка. Но не знаю... в Америке это школьная программа, а у нас считается, что для людей за тридцать.

По сюжету ничего писать не буду, но концовка очень символична:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

при крушении единственный вышивший герой выныривает из водоворота на гробу)))

Оценка: 10

Знаете, говорить, что данное творение полниться каким-либо смыслом, имеет за собой дюжий посыл, мысль, огромную нравоучительную подоплеку - бессмысленно. И всё просто потому, что подобные изъяснения будут столь ничтожны пред оригинальным содержанием сего текста, столь будут описывать его нутро ребяческим, наивным языком, настолько будут поверхностны эти умозаключения читателя, что их просто мне стыдно представлять на суд, ибо прочитав данное произведение Германа Мелвилла я понял, что просто не могу ничего о нём сказать.

«Моби Дик, или Белый кит» - это не просто восхваляющий китовый промысел панегирик людской смелости и бесстрашию. Это не просто дотошное описание рыболовецкого судна, да дела в целом. Это - непостижимо глубокое произведение, в своих аналах затрагивающее и политические темы взаимодействия людей, и культурные ценности разных народов, и психологические перепетии не только одного человека, но и толпы в целом. А уже из только моего последнего заключения можно понять всю проработанность текста, ибо сам один человек - Вселенная, а здесь Герман берётся за скрупулёзный разбор действий и психического состояния целых масс народа.

Книга отображает собой не просто приключение - нет. Это целое описание мироздания, перенесённое на реи китобойного промысла, людей, участвующих в нём, а также самих китов - исполинов, в разборе которых Мелвилл наблюдает не просто некое совершенство структур природы и созданных ею на протяжении веков живых строений. Он наблюдает во взаимодействии человека и кита целые библейские трактаты, что столь туманно описаны в Священной Книге, потому здесь Герман берёт на себя смелость разбирать обширнейшее число всевозможных сказаний и легенд из Книги-Книг.

И вот в этом я вижу некоторый минус именно «Моби Дика», ибо когда ещё вначале автор взаправду небезосновательно пересекает совпадения между исполинскими монстрами и китом, то никаких вопросов, а вместе с тем и какого-либо недоумения, не возникает. Однако вот под конец произведения, когда Герман сам начинает чуть завираться в своих соотношениях и буквально подаёт свою правду как беспристрастную истину, однозначно переписывая тексты Библии - это уже не совсем, по-моему, хорошо. Но в подобном каждый читатель углядит нечто своё, ибо эти глубочайшие завихрения мыслей и текстовых абзацев, в которых одна мысль наседает на другую, переплетаясь в непостижимый ком - это нечто, что по самые края полно не только аллюзий, метафор и дельных соображений. Это нечто, что буквально способно перевернуть мировоззрение, ибо рассказ ведётся от лица героев, переживших на своём веку множество радости или лишений, каждый из них придерживается своей жизненной позиции, в какой-либо зритель найдёт себя, почему «Белый кит» - однозначно культовое событие, имеющее вес и над культурой социума.

Да, можно сказать, что в конечном итоге автор отходит от первоначальной приключенческой жилки, полностью отдаваясь волнам дум и философии, даже заменяя обыкновенные людские диалоги некими долгими, длинными сентенциозными монологами, какими меняются между собой участники действа на страницах, но достаточно только представить такой обмен информации в живую и становится ясно: это глупо и так человек не говорит. Но ведь на то здесь и нет единой цепи повествования, ибо каждый образ, каждый символ - это метафора, это отображение чего-то большего. Океан - целый мир. Люди в нём - мнимые хозяева, упивающиеся своей мнимой властью, ютясь на своей земле - «Пекоде». Кит - это властитель, это и есть природа, так сказать, Создатель. И вот когда вруны и невежды идут против своего Создателя, когда они самостоятельно рушат то, с чем в мире и гармонии должны не то, что уживаться, а жить. Что тогда происходит? И сколь губительны последствия да и вообще, губительны ли они... Это и рассказывает текст Германа Мелвилла - один из самых наиважнейших, глубочайших романов не только 19-го столетия, но и вовсе Современной культуры человечества.

Это книга, мотивы которой если и не идут на лавры Шопенгауэра, то способны соревноваться с возгласами Ницше уж точно. Это столь же проработанная история, сколь проработан мир Легендариума Толкина. Это нечто, что отображает собой тандем разномастных стилей написания, тем и суждений. Данная книга - чан с отсылками к общемировым и религиозным событиям, писаниям и прочему, причём все это дано в таком объеме, что сравнимо с аллюзиями «Священной болезни» к истории Франции. Это - то, где разоблачены искренние, нездоровые порывы вожделения, что зиждется не на страсти, а на месте, злобе, трусости и ещё многих-многих догматах, являющимися столь злободневными аспидами общества во все века.

«Моби Дик, или Белый кит» - непременно обязательное для прочтение творение, которое никого не оставит равнодушным.

Оценка: 10

Монументальное творение, посвященное величейшим из животных, живущих на Земле.

Для меня история о путешествии Пекода и события, происходящие с его экипажем мало заинтересовали - финал предсказуем, лишь несколько сюжетных глав по-настоящему затягивают, «растворение» главного героя в событиях оказывается совсем не по душе, интересных персонажей я не обнаружил. Да и не до конца ясно, что хотел сказать этой развязкой Мелвилл. Но книга ценна и важна не историей. Увлекательнейшее исследование Кита, царя океанов и морей. Множество ошибок, устаревшая классификация и тому подобное нисколько не умаляют другой, символической стороны, этой китовой энциклопедии. Так сказать, история Кита, его след в культуре, размышления автора на эту тему действительно захватывают.

«Прочитай эту книгу и ты полюбишь китов» - слова, заставившие меня взяться за «Моби Дика».

Прочитайте эту книгу и вы действительно полюбите китов всем сердцем, и если этого не произойдет - пропади я пропадом в пасти китовой.